Аркадий Бабченко: день ветерана
Вчера, оказывается, был День ветеранов боевых действий. Неофициальная дата. Официально-то Родине, как всегда, плевать на своих солдат. Как было плевать, когда мы были солдатами, так плевать и на тех, кто сумел выбраться из той задницы, куда она сама же и засунула.
Я к этому давно уже привык. Привык, что ветераны для страны — это всего лишь картинка в зомбоящике. В другом качестве они ей не нужны. В другом качестве им можно не выдавать ветеранские, можно говорить «я вас туда не посылал», можно вышвыривать мать погибщего в Чечне офицера на улицу, можно отказывать в копеечных пенсиях матерям сгоревших в Грозном, можно посылать пацанье по новой гореть в танках в Грузии, можно кидать нищенские пенсии парням в инвалидных колясках, можно неопознанными зарыть на Богородском клдабище подальше от людских глаз… Можно все. А начнешь возмущаться — тебя же мордой об асфальт изъелозят по самое не хочу. Самый умный что ли, ветеран хренов?
Это только во вкладыше к военнику красиво написано: «В период с 24 декабря 1999 года по 3 апреля 2000 года в должности РТЛФ-наводчика проходил военную службу в составе Объединенной группировки войск (сил) на территории Северо-Кавказского региона. При этом в течение 102 дней фактически участвовал в боевых действиях».
А на деле эти вкладыши и не у всех-то есть. У Дениса Б., просидевшего две недели без воды на окруженном блок-посту в августе девяносто шестого в Грозном, где из 32 человек в живых их осталось четверо — нету. Не ветеран он. Был прикомандирован, бумажек никаких, пытался в военкомате что-то поначалу доказать, но после стандартного «иди принеси справку от Басаева» забил на все болт. В общем, нигде Дэн официально не был.
У Витали Рагулина, подорвавшегося на БТР в Таджикистане — нету. Виталя, правда, все еще стучится в эту стену. Пытается доказать. Слушания в Общественной палате организовывает. Пишет запросы. Привлекает внимание. Двадцать лет уже. Пытается доказать Родине, что он — её ветеран. Родине двадцать лет пофиг. Нет, закон-то Родина пару месяцев назад приняла — четверть века всего прошло, даже и говорить не о чем — но вот только из находившихся в Таджикистане нескольких тысяч солдат двести первой диизии на данный момент ветеранские удостоверения получили… двадцать шесть человек.
Собственно говоря, и я — ветеран только за Вторую чеченскую. Первую Родина мне простила. Вместе примерно с полутора миллионами неденоминированных рублей. На Первой я тоже — не был. Смертный медальон доказательством не является.
Смертники эти давно уже лежат у меня в шкатулке. Смертники, с которыми, казалось раньше, сросся на всю жизнь, мылся, ел и спал в них, не представляя, как ЭТО вообще можно снять, расценивая это как кощунство и предательство по отношению к павшим — давно уже лежат у меня в шкатулке. До того, как своих павших предает Родина, мне со своими детскими представлениями о том, «что такое хорошо и что такое плохо» — еще расти и расти. Родина тут вне конкуренции.
Да и не хочется постоянно таскать свое прошлое у себя на шее. Не радостное оно, прямо скажем. Да и не беспокоит меня мое прошлое больше. Вообще уже мало что беспокоит. Потаскал раненных на горбине под Земо-Никози, потом включил телевизор, увидел, как пресс-секретаря Министерства здравоохранения Софью Малявину награждают в Кремле «Орденом Мужества» за мужественное распространение пресс-релизов в лагере беженцев в Алагире в ста пятидесяти километрах от войны, посмотрел, как еще рота журналистов получает в Кремле из рука ублюдка Нарышкина государственные БОЕВЫЕ награды (и ведь не стесняются же!) плюнул, выключил и забыл. Тебя то в Кремль никогда не пригласят. Расслабься, ветеран. У самого-то наград — только дырка в ляжке да выбитые Тимохой и Боксером зубы.
Ко всему этому я уже двано привык. Все это давно уже меня не беспокоит. Никому и ничего я уже давно не хочу доказывать. Никому и ничего я уже не хочу рассказывать. Ни с кем я уже не хочу встречаться. Никому и ничего я больше не должен.
Весь этот пафос хорош только со стороны. А на деле — как вспомнишь, так вздрогнешь. Не дай Бог. Вот реально — не дай Бог служить этой стране в этой стране.
После этого Родина давала мне звиздюлей еще много много раз. Заводила на меня уголовные дела, подсылала под дверь каких-то фсбшников, елозила мордой по асфальту на митингах, валдохала в автозаках, выписывала штрафы… И плевать ей было на все мои удостоверения и книжечки.
О том, что я ветеран, я вспомнил еще только однажды. Шестого мая, когда мы курили на крылечке в ОВД с тем ментом, который и бил меня при задержании. А потом бил людей в автозаке. Я попросил его вывести покурить из камеры, он согласился, закурил тоже, начал говорить что-то про Чечню, я спросил где и когда, выяснилось, что мы были почти в одном месте почти в одно время, и… В общем, не стал я на него заявление писать. Не смог. Обозначил как «был избит неизвестным сотрудником милиции». Хотя фамилия и номер его значка до сих пор где-то у меня записаны.
Ладно. «Если Родина считает, что она нас кормит, пусть думает, что мы её защищаем».
Не надо таскать свое прошлое за собой в рюкзаке. Жизнь продолжается. Новые звиздюли и новые горелые тела в подбитых танках еще ждут нас. Уж тут будьте уверены. Родина в покое не оставит.
В общем, с Днем ветерана.