Чем дальше война, тем спокойнее на нее смотрят. Наконец к нам пришла мирная трезвость — после военной и поствоенной психотравмы. Кто-то причитает — что ж пафоса в наши дни так мало, эх! Кто-то цинично думает про свои сегодняшние проблемы в ущерб мыслям о героизме страны, которой нет, и об армии, которая уж не раз переименовывалась, и о спасенных странах и народах, которые утомились от спасителей и давно от них откололись. Кроме израильтян, пожалуй.

И арифметика, и статистика на стороне спокойного взгляда: мне было грустно, что одного своего деда я не знал, поскольку он пал под Сталинградом. Но и тот, которого я застал, умер тихо и мирно на второй год после развала СССР. Они как бы сравнялись у меня в памяти — обоих нет давным-давно.

Какая правда о войне теперь лучше? Та, казенная, которую нам талдычили профессиональные наперсточники из отдела пропаганды ЦК КПСС? Или про которую рассказывали реальные фронтовики? Которые не стыдились признаваться в том, что немецких пленных, накормив дефицитными продуктами, отводили в сторонку и пускали в живот им очередь из ППШ? Не запретить ли нам, например, Виктора Астафьева с его книгами? Особенно хорош текст «Прокляты и убиты», там даже и не литература, а что-то более высокое и мощное. Про то, как крестьянских чистых ребят гнобили хором политруки и блатные и как многие погибли даже не доехав до фронта, оттого что жизнь дешева и плевать на нее русской/советской элите было и есть и вовеки веков?

Ну, Виктора Суворова, вернись он в страну, у нас бы, пожалуй, посадили без разговоров или сожгли бы в топке как изменника — он в какой-то из своих книг вспоминал, как им, молодым чекистам, показывали такой документальный ролик в воспитательных целях. Его правда о войне показалась нашему начальству обидной: как же так, Сталин якобы хотел напасть на фюрера! Суворову это непонятно: если Гитлер был такой людоед, так отчего бы его не замочить? Как же честный человек, видя такие злодейства, мог не напасть на фашиста? Да за это ему орден надо дать и звание генералиссимуса! Ну а что не все получилось как хотелось — так карта не легла.

В самом деле отчего б и не напасть было на фашистскую Германию? Разве это стыдно? По новой политической моде — так, гляди, нельзя будет про такое и помыслить.

Ну, геополитика — дело хорошее, все мы роскошные пикейные жилеты. А я лучше перейду на личности. Вот пошла дискуссия, в частности, про Ленинград. Коллега Альфред Кох донес до нас свое мнение: если б город сдали немцам, умерших от голода было б намного меньше. Его оппоненты возражают: ни за что нельзя было уйти из колыбели революции! Я где-то видел цифру в миллион жертв — столько народу погибло в блокаду. И вот я, вернувшись на днях из поездки на малую родину, в Донбасс, которая как раз пришлась на пик дискуссии, восклицаю: позвольте! Это что же, мне теперь надо думать в политическом ключе? Как мне научиться мыслить патриотично?

В самом деле зачем же было сдавать Донбасс? А не лучше было его окружить войсками, которые стояли б насмерть? И дать миллиону местных вымереть от голода?

Не следует ли мне осудить пораженческие настроения товарища Сталина, не отдать ли память о нем как об эффективном менеджере на суд безжалостной (и чуть было не написал неподкупной, но потом подумал, что нагромождение эпитетов не всегда украшает текст, и в последний момент удержался) Ирины Яровой?

В самом деле зачем же было сдавать Донбасс? А не лучше было его окружить войсками, которые стояли б насмерть? И дать миллиону местных вымереть от голода? Во имя идеалов и чтоб была идейная чистота и несгибаемость. Это ведь было чистое пораженчество тогда. Уходила оттуда Красная армия не так вот с бухты-барахты, поддавшись минутной слабости — всерьез и надолго уходила. На годы! Перед отходом были целенаправленно взорваны все шахты! Чтоб фашисты не могли пользоваться нашим углем, главным на тот момент стратегическим сырьем. Эти шахты после войны до-о-олго восстанавливали.

Готовились всерьез. Не только шахты взрывали, но и какое-то подполье оставили. Один особист, который ходил туда-сюда через линию фронта по своим оперативным делам, видел повешенных подпольщиков на центральной площади города Макеевка, о чем и рассказал моему деду, встретившись с ним на Ленинградском фронте (через линию которого тоже переходил). Дед мой там спокойно и беспечно воевал, знай себе бил немца! Одна беда, сапоги не всегда удавалось натянуть, ноги пухли от голода, Жданов не слал на передовую пирожных с барского стола. Семья-то, слава богу, не в осажденном Ленинграде, а, к счастью, под немцами, в оккупированном Донбассе. Жила семья довольно голодно, у детей был рахит — а что вы хотите! Мой прадед, старик, ходил в ближние деревни и менял там пиджаки и часы на кукурузу и муку, как-то кормились. Дядя, старший из детей в семье, с товарищами воровал с немецких складов шоколад и сигареты, которые после на базаре менялись на хлеб и картошку. Дед, когда приехал после освобождения наших мест домой из госпиталя, привез сколько-то концентрата и тушенки, в сидор много не влезало, — так дети накинулись на еду, вспоминал он, как собаки. Он не мог на это спокойно смотреть и пошкандыбал на костылях на базар, сменял там гимнастерку и исподнюю рубаху на хлеб и вернулся домой в шинели на голое тело с тремя буханками чернухи.

Может, настоящий патриот должен жалеть о том, что его родителей в войну не съели в блокадном Питере, — так по этой шкале я, значит, получаюсь не очень патриот

Может, настоящий патриот должен жалеть о том, что его родителей в войну не съели в блокадном Питере, — так по этой шкале я, значит, получаюсь не очень патриот. Да, мой отец выжил под немцами. Мне это приятно, не скрою. А вот в 1933-м, в голодомор, — я забыл, у нас сроком грозят за отрицание голодомора или за признание? — папаша мой, тогда младенец, уже был не жилец и только чудом спасся. Ладно, про голод 33-го как-нибудь в другой раз, когда решат запретить упоминание о нем, а сейчас давайте про войну.

Как вы поняли, я одобряю политику партии и правительства и кого там еще в части сдачи фашистам части территорий. Война есть война. Ушли, а потом вернулись. И даже провели массовый призыв подросшей под фашистами молодежи в армию. Было кого призывать, полно людей! Не то чтоб кровь с молоком, кожа да кости, но уж не дистрофики, не блокадники. Повоевали!

И непонятно: можно мне сейчас думать о том, что тот же Сталин осознал свою ошибку? И понял, что Питер надо было сдать — ради жизни на земле? Небось понял, да было уже поздно, нашла коса на камень и все такое…

Мудрой политике партии Сталина обязаны мы и перестройкой. Под немцами замечательно выжил тогда и М.С. Горбачев. Я ему симпатизирую и рад, что так, а не иначе сложилась его судьба. У них в доме немцы жарили и запекали реквизированных гусей, больно хорошо была сложена та печка! Об этом односельчане немало рассказывали репортерам, когда Горби стал генсеком. Были даже преданы гласности такие тонкие детали, что Миша якобы ощипывал тех гусей! Правда, уточняли информаторы, без удовольствия, с ненавистью к немецко-фашистским оккупантам. А случись будущему президенту СССР уехать в Питер на каникулы? И — все…

Был бы у нас теперь такой же самый застой, вот как мы имеем — только без перерыва на новую оттепель. Оттепель — или как это сейчас назвать? То, что было и прошло?

Поди знай…

Вот я все ссылаюсь на своего деда-фронтовика. Но только считаные единицы из читателей знали его. А вот я приведу вам в пример другого фронтовика, куда более знаменитого, с которым мне посчастливилось быть знакомым, мы даже летали с ним, кстати, в Сирию, по делу срочно, — это генерал Варенников. Несмотря на расхождение в политических взглядах, я и сейчас восхищаюсь этим человеком. Помните, как он отказался от амнистии, когда его в числе других членов ГКЧП — а я был на другой стороне баррикад! — взялись судить? Другие приняли амнистию и вышли на свободу, их уболтали, что так будет всем лучше и патриотичнее. А генерал сказал: ну что ж судите меня, я посмотрю, как у вас это получится! Амнистии из ваших рук не приму.

Они испугались и оправдали его.

Я тут вижу такой вывод: вот не надо тыловым крысам учить патриотизму старых фронтовиков.

И даже более того: не надо учить людей, которые видели фронтовиков, смотрели им в глаза, слышали их слова и запоминали. Не надо, честно говорю. Не стоит нарываться.