Темой конгресса в Домжуре стал раскол интеллигенции. Кто-то называл брата-интеллигента вымирающим видом, кто-то приветствовал нынешний раскол как проявление многообразия.

В общем, ничего нового. Новое пока не вызрело. Случится ли оно — или на фоне украинского кризиса довершится очередное вытеснение либеральной интеллигенции в андеграунд и самиздат? Любой вариант возможен. Всё шатко. Прогнозировать, куда качнётся, лично я не возьмусь. Хочу лишь поделиться с читателем общими наблюдениями (а это наблюдения человека, так и не приставшего ни к одному из берегов раскола).

…Перед началом конгресса непосредственно у входа в Домжур и на Никитском бульваре выстроились люди с плакатами про предателей и наймитов. Человек в пилотке времён Великой отечественной встречал прибывающих участников ёрническими репликами: «Проходите, шабаш там!». Кто-то пытался вступать с пикетчиками в разговоры, но длились они, как правило, недолго: интеллигентская ирония, вольно и невольно выказываемая, страшно пикетчиков злила и со второй-третьей фразы они переходили к оскорблениям. Что сказать… брезгливое удивление. «Зачем вы это с собой сделали? — хотелось спросить людей с плакатами. — Кто это сделал с вами?». То ещё зрелище, когда живой человек превращён в уличный автомат для торговли агрессией: бросаешь слово — вылетает ругань. Ну-ка, кто тут родину не любит?

Интеллигенции собралось человек сто: лето, многие в отпусках и на дачах.

Я выступал после Игоря Чубайса, который настаивал на том, что в случае с расколом интеллигенции компромисс — не лекарство. Дело интеллигенции — транслировать правду. А для правды любой компромисс губителен.

Трудно не согласиться с этими тезисами. Согласился. И сказал, что единственный шанс для либеральной интеллигенции вернуть доверие общества, остановить сползание огромной части общества к безоговорочной поддержке Кремля — начать, наконец, говорить правду об Украине. Всю, не только ту её часть, которая несёт в себе критику «гэбэшного режима».

— К примеру, если мы говорим о российских добровольцах на Донбассе, о Стрелкове-Гиркине, то почему молчим о военных преступлениях, которые творит нацгвардия? Почему те публицисты, которые осуждали когда-то ковровые бомбёжки в Чечне, молчат об артиллерийских и миномётных обстрелах жилых кварталов в Славянске и Луганске? В чём они находят разницу? Что за глупая ирония, с которой мы говорим о бандеровцах? Тему раздула кремлёвская пропаганда? Безусловно. Но как можно не замечать этих нацистских упырей? Почему, когда случилась Манежка, мы подняли свои голоса против нашей бритоголовой шушеры — но когда то же самое случилось на Украине, предложили воспринимать «москаляку на гиляку» как фигуру речи? Как и почему тему «бандеровцев» для собравшихся здесь окончательно закрывает 1% голосов, отданных украинским ультраправым на недавних выборах? Их там немного? А на мой взгляд, их там достаточно для того, чтобы в Одессе случился Дом профсоюзов. Почему мы не признаём, что вмешательство США в киевские реалии было не менее вредоносным, чем вмешательство России в реалии Донбасские? Почему мы отказываемся замечать американского хама, которому до всего есть дело, после которого остаются руины во имя демократии?

И так далее. Говорил всё, о чём ранее писал — в том числе в «Свободной прессе».

Кажется, я был единственным оратором, который покинул трибуну без аплодисментов. Мне понравилось. Что-то в этом есть.

Вскоре после моего выступления кто-то из патриотически оголтелых, проникших в зал под видом журналистов, устроил диверсию: уходя, разлил жидкость с запахом канализации. И все бросились на воздух.

Пока помещение проветривали и те, кто решил остаться на продолжение, толпились у входа в Домжур, ко мне подошло человек десять из собравшихся на конгресс. Жали руку, говорили «спасибо».

— Я думаю так же, как вы. Но так надоело ссориться со знакомыми. Решил молчать, что делать».

Или:

— Вы правильно сказали. Но что делать, приходится выбирать сторону.

Такие дела.

С одной стороны, наша работа — говорить правду. С другой — когда в качестве правды навязывается однобокий её кусочек — мы, не желая ни с кем ссориться, предпочитаем соглашаться и не лезть против тренда.

Но были и те, кто согласился со мной вслух.

— Да, мы действительно не заостряли внимания на том, о чём вы говорили, — сказал Лев Пономарёв. — Но я исходил из того, что наше дело критиковать российскую власть. А украинцы пусть разбираются со своими проблемами.