В числе электоральных мифов о Москве есть и такой — о протестном центре и послушных окраинах, причем утверждается, что чем беднее окраина, тем послушнее. Вот каждый раз слышишь пафосное «Центральный округ традиционно голосует протестно», поглядывая за раскинувшееся за окном Северное Измайлово и Гольяново через дорогу, и понимаешь, почему в регионах России так ненавидят москвичей. Мы у себя в центре прооодвинутые, а вы — прооовинция.

Вот, например, давайте посмотрим на первые выдвижения оппозиционеров (пусть даже условных, парламентских, но играющих все на той же протестной повестке) по одномандатным округам. В 37-м избирательном округе (Гагаринский, Ломоносовский, Академический районы) встретятся Михаил Вышегородцев из «Гражданской платформы» и Илья Яшин; по этому же округу хочет баллотироваться коммунист Николай Губенко. Ольга Романова получит серьезную конкуренцию на Таганке — по тому же округу будет баллотироваться справедливоросс Илья Свиридов. На Пресне, где выдвигается Мария Гайдар, и вовсе ожидается толчея из кандидатов. Все — центр, возможно, выбранный по принципу «богаче — значит, оппозиционней», «высокий результат Навального — 2013» и «низкий результат «ЕР» — 2011».

Дело в том, что за последние два года я видела в Москве всего два происшествия, связанных со стихийными протестами, вызывавшими и у власти, и у полиции растерянность и беспомощность. Как ни странно, оба раза события происходили не на благополучной Тверской, а именно что на крайне небогатых окраинах.

Первый такой случай — это беспорядки 2013 года в Бирюлеве Западном, когда, как вы помните, многотысячная толпа пошла громить овощебазу, на которой работали нелегальные мигранты, а полиция долго не понимала, как все это остановить и кого именно надо защищать. В итоге с протестующими вели нудные переговоры, убийца местного жителя был оперативно найден, половину задержанных отбили еще по дороге к ОВД, лишь троих привлекли по статье «Хулиганство» (а не «Массовые беспорядки», заметьте), да и тех амнистировали.

Второй случай я наблюдала собственными глазами и даже едва не стала участником событий. Дело было в середине 2012 года, когда московские власти очень сильно захотели реконструировать наш Измайловский лесопарк, переведя часть территории из статуса заповедной в другой статус, что позволило бы проводить на этих территориях массовую застройку. В какой-то момент по району стали раскидывать листовки с просьбой прийти на публичные слушания, в соцсетях завелась группа, посвященная событию. Меня, как журналиста и местного жителя, районные активисты — по большей части домохозяйки — вообще нашли какими-то неведомыми мне путями.

В результате на обычные публичные слушания пришло около тысячи человек. Ни в какой зал люди, конечно же, не влезли, на улице перед зданием началась давка, авторы проекта услышали на великолепном русском языке, что о них думают на самом деле, а за главу управы, который полез было выступать перед собравшимися и ляпнул им: «Вашего мнения никто не спрашивает, вы можете только согласовать», мне в какой-то момент стало страшно. Полиция же беспомощно смотрела на происходящее и разговаривала с рацией: «Лозунги? Нет лозунгов, просто они не поместились в актовый зал», «Ничего не делать?», «Стоять?». Измайловская же Россия айфона браталась прямо на площади с Россией шансона: несколько политически подкованных жителей района объясняли, как можно действовать дальше, вдохновенные мужчины лет за сорок лезли на броневик… Слушания тогда отменили, а проект тихо отозвали.

Вы можете мне возразить, что оба раза — случаи частные и что в бедных районах живут по большей части бюджетники, которых все равно мобилизуют и которые все равно проголосуют «как надо».

Но в реальности дела с избирательными кампаниями у нас на неблагополучных окраинах обстоят по принципу: да никак. Агиткубы Навального, которые в том же центре были на каждом шагу, до нас почти не доехали, как, впрочем, и реклама Собянина. «Праймериз», как пиар-мероприятие, тоже проходили скорее в центре и на более или менее благополучных окраинах. У нас же все это время была тишь да гладь да старушки на лавочках (и мигранты, которые местное население действительно раздражают; но давайте не будем забывать, что эта стопроцентно подневольная категория населения вообще не голосует).

Наблюдателей на тех же выборах мэра на небогатых окраинах было — увы — немного, хотя в центре Москвы были участки, где образовался даже некоторый избыток наблюдателей.

Что имеем в итоге? Да, на небогатых окраинах Москвы выборы фальсифицируют сильнее всего — доказательство этому можно посмотреть вот здесь. При этом именно эти окраины — самые проблемные и потенциально протестные. Не забуду, как один мой знакомый делал недавно социологию по благополучному московскому округу для кандидата не от власти и как потом грустно говорил: «Нет у них тут проблем, просто нет. Лавочки им год не красили, вот и все проблемы».

На протестных окраинах же поле деятельности просто огромное. Раздолье для фантазии. Преступность, миграция, отсутствие благоустройства (так, например, у нас вдоль Щелковского шоссе тянутся теплотрубы, которые даже косметически маскировать явно никто не собирается), бедность, инфляция — все то, что в тех же любимых мною регионах России приводит к резкому росту протестного электората. Да, наверное, того, который не очень интересуют абстрактные демократические ценности, но зато готового в любой момент к русскому бунту. Стоит также отметить, что власть в этих районах никогда не получала серьезного отпора и поэтому к нему готовой быть не может.

Впрочем, все эти мои рассуждения, увы, так и останутся умозрительными. Оппозиционных кандидатов, желающих идти, к примеру, от Северного Измайлова — Гольянова, я пока не видела. Кампании у нас нет. Только в нескольких относительно благополучных округах оппозиция будет воевать за протест, а на неблагополучных окраинах продолжит зреть русский бунт. Тот, который не будет, в случае чего, устраивать голосования в соцсетях относительно места проведения митинга. Жаль, что вы нас себе даже не представляете.