Жизнь в первых рядах нового твиттер-пролетариата

Это было поздно вечером на площади Тахрир. Загнанный в угол лидер Египта Хосни Мубарак только что произнес свою нелепую речь, пообещав не отдавать власть. Я последовал за разъяренной толпой в несколько сотен человек к стоящему на берегу Нила зданию государственного телевидения, у которого демонстранты собирались, чтобы протестовать против отношения официальных СМИ к революции. Прямо у входа в телецентр разгоряченный оратор выкрикивал в мегафон: «Долой Анаса аль-Фики (Anas al-Fiqi), лживого министра информации! Долой коррумпированный режим!» Сбоку стояли бунтари совсем другого типа – неухоженные парни и девушки, уставившиеся в свои мобильные телефоны. Они писали в «Твиттер».

Как раз в то время журналисты и телеведущие в припадке нездорового энтузиазма безостановочно рассуждали об охватившей Ближний Восток и Северную Африку «твиттер-революции». Сатирическая программа Daily Show высмеяла эту истерию, представив юмористку Саманту Би (Samantha Bee) как «старшего твиттер-аналитика». Мне также подобные идеи казались нелепыми, или, по крайней мере, сильно преувеличенными, и любой, кто знаком со статистикой по распространению интернета и смартфонов в Египте, со мной бы в этом согласился (как напомнил мне один из лидеров протестного движения, «интернет-сообщество активистов – это очень узкий круг»).

Однако именно там, на площади перед телецентром я окончательно понял, что эти люди, скорее, не революционеры, а репортеры, доносящие до нас новости о борьбе.

С самого января я тоже писал в «Твиттер» об арабских революциях – много и иногда круглосуточно. Делает ли это меня революционером? Конечно, нет. Кто бы и что бы об этом не говорил, «Твиттер» не делает политические революции. Он находится в авангарде другой революции – медийной. Он быстро сумел стать ключевым источником информации в реальном времени для тех, кого интересуют международные новости. В остальном на всевозможные странные идеи насчет его роли можно не обращать внимания. Впрочем, разве этого мало?

«Твиттер» превратился в важный — точнее, необходимый — инструмент, позволяющий отслеживать и понимать важные перемены, которые происходят в арабском мире. Он оказался неожиданно удобным, быстрым – иногда даже слишком быстрым – и человечным, на фоне обезличенности остальных источников. «Это что-то вроде гигантской выноски к комиксу мировых новостей», — говорит Рияд Минти (Riyaad Minty), возглавляющий отдел социальных сетей на канале Al Jazeera.

Если что-то и можно назвать «твиттер-революцией», то в первую очередь влияние, которое «Твиттер» оказывает на образ региона во внешнем мире. Аспирант Вашингтонского университета Дин Фрилон (Deen Freelon) собрал архив из почти 6 миллионов «твитов», посвященных протестам в семи арабских странах: Алжире, Бахрейне, Египте, Ливии, Марокко, Тунисе и Йемене. Рассортировав их по фактору местонахождения, он обнаружил, что в основном это были обсуждения важнейших международных новостей – отставки Мубарака, безумных заявлений Муаммара Каддафи, начала обширных протестов – людьми, проживающими в других странах. «Лишь когда шумиха в мире спадает, местные и региональные голоса сравниваются по количеству с внешними», — пишет он. Другими словами, «Твиттер» седлает ту же новостную волну, что и прочие медиа, только более непосредственно.

Должен признать, что я изначально скептически относился к «Твиттеру», считая его очередным нелепым сервисом вроде Foursquare или Flattr – очередной из этих вездесущих социальных сетей, у которых названия заканчиваются на «р». Мне казалось, что его поборники заняты в основном тем, что пишут в «Твиттер» с конференций, посвященных преимуществам «Твиттера». Примерно в течение года с тех пор, как я завел себе учетную запись, я «Твиттером» практически не пользовался.

Однако спустя пять лет после своего создания «Твиттер» набрал критическую массу активистов и пользователей, журналистов, работающих в редакциях и в поле, и аналитиков, сидящих за столами. Сейчас микроблоги кипят новостями, идеями, слухами, предположениями и свежими сплетнями. Сам «Твиттер» первым осознал, что он превратился в новостную платформу, когда в ноябре 2009 года, сменил свой вопрос-подсказку с «Что ты сейчас делаешь?» на «Что происходит?». Сейчас те, кто по-прежнему продолжать отвечать на прежний вопрос, это как раз те, кого не имеет смысла читать.

Facebook и YouTube, безусловно, — часть этой новой новостной экосистемы, но в основном в качестве платформ, на которых могут размещать свои материалы «гражданские журналисты» — то есть люди с видео- и фотокамерами на мобильных телефонах. Неудивительно, что видеозаписи и рассказы, которые они вывешивают в сеть, трудно проверять, и что в целом в их материалах трудно ориентироваться. «Твиттер» же – это то место, куда попадает самое интересное. «Невозможно все время рыться в Facebook, если хочешь знать, что происходит», — говорит Зейнеп Тюфекчи (Zeynep Tufekci), изучающая социальные сети в Мэрилендском университете. Во время арабских революций организация и мобилизация в интернете велась в основном в Facebook, причем обычно на арабском, отмечает она, а в «Твиттере» активисты рассказывали о происходящем миру, зачастую по-английски. «На мой взгляд, “Твиттер” — это канал вещания, вроде спутниковых или кабельных каналов», — добавляет Минти.

При этом «Твиттер» позволяет подключаться к массовому сознанию. Так, когда 32-летняя мать-одиночка Манал аль-Шериф (Manal al-Sherif) была арестована в Саудовской Аравии за нарушение запрета для женщин на вождение автомобиля, арабы по всему миру узнали новость о ее аресте именно из «Твиттера». Как ни странно, в подобных случаях хэштеги – так в «Твиттере» называют тематические метки вроде #FreeManal или #jan25 – становятся почти бесполезными: чем больше пользователей интересуются какой-то темой, тем больше в ней информационного шума или повторяющихся сообщений от неискушенных пользователей. В результате ценная информация просто тонет в этом массиве. Например, фальшивые фотографии мертвого Усамы бин Ладена, циркулировали в «Твиттере» еще много дней после того, как они были разоблачены.

Меня часто спрашивают, можно ли считать «Твиттер» и социальные СМИ вообще надежным источником информации по арабским революциям? Это так же бессмысленно, как спрашивать, можно ли доверять телевидению? Стоит ли читать газеты? Все это только инструменты, которые можно использовать очень по-разному. Такие сети, как Al Jazeera и BBC, разработали сложные системы проверки информации из онлайн-источников – от выхода на связь со свидетелями через Skype до проверки региональных диалектов и сверки новых фотографий и видеозаписей с проверенными. Однако в итоге социальные сети, как и традиционные СМИ, держатся на репутации – мы с большей вероятностью поверим информации, полученный из источника, который в прошлом уже доказал свою достоверность. Большинство из нас не хотят тратить время на розыски в Facebook и выяснение достоверности видеороликов, на которых полиция или хулиганствующие сторонники режима избивают людей. Для этого существуют традиционные СМИ, и сейчас эта роль для них становится все более важной.