Главный порок ЕГЭ

По данным за май этого года, 15 % граждан полагает, что ЕГЭ оценивает знания экзаменуемого лучше, чем традиционные экзамены, а 43 % уверены в том, что он делает это хуже. При этом 30 % полагает, что число взяток при ЕГЭ увеличилось, 17 % – что уменьшилось, и 33 % – что осталось прежним.

Общее недоверие к ЕГЭ, его отрицательная оценка и в плане объективности, и в плане коррупционной составляющей так или иначе ставят вопрос о его дальнейшей судьбе.

Сегодня вопрос уже стоит не о том, хорош ЕГЭ или плох. То, что он плох ясно устойчивому большинству. Более откровенные предлагают его отменить. Более политкорректные – «спасать». То есть развить и дополнить так, чтобы по возможности убрать всю ту нелепость, которую в рамках его создания сотворили представители Минобразования.

В частности, предлагается при приеме в вуз рассматривать не только сами результаты тестирования, но и своего рода портфолио – результаты успеваемости за последние несколько лет, итоги участия в тех или иных конкурса и викторинах, творческих работах. То есть принимать во внимание не только то, как выпускник смог собраться и ответить на вопросы в данный конкретный момент, тем более рассчитанные не на освоение знаний, а на предварительную дрессировку, но и на то, как он в целом учился в школе. Как минимум – по избранным для последующего изучения предметам.

И в общем, логика и движение в правильном направлении здесь есть. Проверяемая даже в рамках нормального экзамена готовность быстро и правильно ответить на некий вопрос вовсе не означает способности обдумать проблему и найти для нее правильное решение. Человек может быть очень талантливым, но способным решать задачи и вообще думать лишь в соответствующей располагающей обстановке. Даже старые экзамены, а тем более ЕГЭ, всегда сопровождались стрессовой обстановкой, при которой один и тот же человек мог в 9.00 утра быть готовым ответить на любой вопрос, в 12.00 – неспособным назвать таблицу умножения, а в 15.00 – хлопнуть себя по лбу и вскричать: «Да я ведь все это знал!».

Проверка памяти в сочетании со стрессоустойчивостью очень важна в некоторых специальностях, но далеко не во всех. Для одних специальностей важно дать прочитать человеку десять страниц, затем выстрелить над ухом, выбить стул из под ног, а потом потребовать без паузы повторить прочитанный текст. А для других важно даже не то, что он скажет, а как он это скажет – заученно, или вкладывая мысль в каждое слово.

Но ЕГЭ плох не только тем, что дает оценку единовременного состояния человека и уровня его дрессируемости. Он плох еще и тем, что предлагает оценивать готовность человека к обучению в высшей школе той инстанцией, которая к последней отношения не имеет – средней школе.

Высшая школа и средняя школа решают разные задачи и использует разные методики. Средняя школа дает общее универсальное образование. Высшая школа, в первую очередь, должна давать фундаментальное профессиональное знание. Вопрос о том, насколько ты смог освоить программу среднего образования, имеет очень отдаленное отношение к тому, насколько ты готов быть профессиональным специалистом в той или иной сфере.

И школьный учитель, обоснованно гордящийся своим учеником-отличником, может не допускать и мысли о том, что в вузе последний окажется лишь «блестящим ничто»: образованным, начитанным, эрудированным, но не способным освоить логику казалось бы интересной для него специальности. Чем лучше человек владеет обычной логикой, тем менее он подчас способен освоить диалектику. Чем лучше он умеет считать в школе и решать алгебраические уравнения, тем хуже он может быть готов к высшей математике.

Задача средней школы – не столько готовить человека к высшей, сколько датьпо-своему самодостаточный объем знаний. Последний может быть полезен в вузе, но явно для него недостаточен. Школа по определению готовит не человека, который должен поступить в вуз, а человека, который может прожить и без последнего.

Поэтому, когда школе поручается проверить уровень подготовки для поступления в вуз, это все равно, как если по итогам обучения человека вождению автомобиля у него проверяли первичные навыки пилотирования самолета.

С другой стороны, ЕГЭ в своем стремлении побороться с коррупцией пытается таким образом «объективировать» оценку. Чтобы она ни в какой степени не зависела от «субъективного фактора» – личного мнения экзаменатора. Таким образом, само «оценивание» пытаются поставить «на поток», не понимая, что в таком виде оно в наибольшей степени подвержено фальсификации.

Но хуже и опаснее другое. Устраняя из оценивания экзаменатора и его личные качества, ЕГЭ устраняет и личные качества экзаменуемого. В вуз тогда в лучшем случае попадают не носители креативного начала, а тоже «поточный продукт», не те, кто способен решать нестандартные задачи и производить новое знание, а те, кто готов к исполнению стандартных заданий и унифицированных операций.

То есть, с одной стороны, система проверяет не те качества, которые важны для освоения программы высшей школы, а те, которые были важны для обучения в средней. А, с другой стороны, она проверяет не готовность к учебе, а готовность к исполнению стандартных заданий.

И в вуз тогда будут приходить те, кому там нечего делать, а не те, с кем имеет смысл работать, как с учениками мастеров.

Любой вуз может считаться таковым, а не курсами повышения квалификации только тогда, когда он обладает своей педагогической и научной школой. И поступающий в него должен быть изначально близок именно к этой школе, а не к неким абстрактным требованиям.

Высшая школа – это, прежде всего, отношения мастера и ученика. И решать, кому быть его учеником, должен именно этот мастер.

То есть, во-первых, принимать решение о приеме в вуз может и должен только сам этот вуз. Во-вторых, кому быть конкретно его учеником, должен решать тот, кто будет его основным учителем. Так, как это происходит в творческих вузах, когда известный актер или режиссер набирает свой курс, исходя из того, с кем из поступающих готов работать лично он.

Точно также и в других вузах набирать курс должен тот, кто будет с ним работать – состоявшийся ученый, педагог, инженер, изобретатель. То есть тот, кто признан как мастер, и кто берется в данном случае учить этих конкретных набранных им людей. Возможно, с его личным правом отчислять того, кто уже в ходе учебы не оправдает его надежд.