Оправданы ли конспирологические версии освобождения Навального

Писатель Виктор Топоров — о том, насколько оправданы конспирологические версии освобождения Алексея Навального.

Тема чудесного вызволения Алексея Навального (и Петра Офицерова) из вятского узилища продолжает волновать умы и сердца, порождая — в иных вариантах ее трактовки — самые несуразные ожидания.

Сам Навальный и значительная часть окормляемой им паствы уверены в том, что карающая десница дрогнула под угрозой выхода на столичные улицы разгневанных масс тамошнего креаклиата, причем угрозу эту (для себя, очевидно, убийственную) власть заблаговременно разглядела в бурно вскипевшем море Фейсбука и Твиттера. Ну Навальному и положено именно так и думать, или как минимум в точности так и говорить.

Есть, впрочем, и другая (но отнюдь не исключающая первую) столь же душегрейная и духоподъемная версия: в Кремле (в условном Кремле) произошел очередной раскол «башен»: одни были за немедленное взятие под стражу, другие — за немедленное освобождение, — и эти, другие, взяли верх. Но не просто взяли верх, но и вознамерились сдать то ли всю Россию, то ли сначала Москву, а уж потом всю Россию, главному обвиняемому по вятскому делу. Ну и вместе с Москвой и Россией сдать ему и законно избранного президента страны.

Третья версия, имеющая хождение в либеральной среде (в том ее сегменте, который не поражен повальной навальнофилией), заключается в том, что популярный блогер, решивший четыре года назад вплотную заняться «Кировлесом», на самом деле — засланный казачок, призванный скомпрометировать все протестные настроения и действия как таковые, — вот дескать почему сам Кремль и «делает биографию нашему рыжему», согласно памятной реплике Анны Ахматовой (о суде над Иосифом Бродским).

В колонке «Независимость второго порядка» я уже коснулся этой темы, но изложил ее несколько скомкано (поскольку сама колонка была посвящена более широкой теме абсолютной и относительной независимости отечественного суда). Что и вызвало возражения и даже насмешки. Однако скомкано не значит неверно. Просто имеет смысл изложить ту же самую аргументацию чуть более развернуто.

Итак, судом первой инстанции подсудимые признаны виновными и приговорены по статье 160. УК к лишению свободы на пять и четыре года соответственно (а также к денежному штрафу). Однако приговор не вступил еще в законную силу. Соответственно, взятие под стражу Навального и Офицерова прямо в зале суда не может быть квалифицировано как начало отбывания наказания, но только как изменение им меры пресечения (по сравнению с подпиской о невыезде).

Меж тем в УПК значится (ст.108.): «1.1. Заключение под стражу в качестве меры пресечения не может быть применено в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных статьями 159–159.6, 160, 165, если эти преступления совершены в сфере предпринимательской деятельности»…

К подозреваемому или обвиняемому по статье 160 не может быть применена мера пресечения «взятие под стражу» — вот что получается в сухом остатке. Это новая редакция УПК, в которую включены так называемые «медведевские» послабления, во многом еще не опробованные на практике и хотя бы поэтому далеко не бесспорные.

Да, но каков процессуальный статус Навального и Офицерова после вынесения им приговора в суде первой инстанции? Являются ли они уже осужденными или по-прежнему обвиняемыми? Ответ находим все там же — в УПК (Ст. 356. «Вступление приговора в законную силу и приведение его в исполнение»):

«Приговор вступает в законную силу по истечении срока на кассационное обжалование и опротестование, если он не был обжалован или опротестован. В случае принесения кассационной жалобы или кассационного протеста приговор, если он не отменен, вступает в законную силу по рассмотрении вышестоящим судом».

Итак, приговор, вынесенный судьей Блиновым, не вступил еще в законную силу. А значит, мера пресечения «заключение под стражу» была применена к обвиняемым Навальному и Офицерову незаконно (то есть имела место процессуальная ошибка). Поэтому им и вернули прежнюю меру пресечения по совершенно законному и естественному протесту прокуратуры.

Лишь стремительность которого объясняется широкой оглаской, которую приобрело само дело. Тогда как адвокаты с подачей протеста замешкались и, хуже того, усомнились в целесообразности самого протеста, хотя подать его им посоветовал знаменитый московский адвокат. Кстати, и сам Навальный, обладающий статусом адвоката (правда, оспариваемым), мог бы получше знать последнюю редакцию УПК.

Всё это, как говорится, не бином Ньютона, а скорее прямо наоборот — Бритва Оккама. У конспирологов остается один-единственный довод: беспрецедентность подобного поворота событий. Никого, мол, еще так не освобождали и никогда прокуратура не подавала протеста на незаконное взятие под стражу. И такие голоса и впрямь звучат едва ли не отовсюду.

Однако мы здесь опять упираемся в универсальную проблему: избирательное применение закона (все знают, что законы применяются у нас избирательно) отнюдь не означает, что избирательно примененный закон применен неверно. Тот факт, что из олигархов посадили одного только Ходорковского, не означает, что его посадили незаконно. Тот факт, что прокуратура подала протест только в пользу Навального и Офицерова, не означает, что сам этот протест незаконен.

Ну и наконец, речь идет и впрямь о новой, совсем недавно принятой, процессуальной норме. История действительно беспрецедентная, но давайте посмотрим, не окажется ли она прецедентной.