Полицейское государство не всегда было злом

21 мая Московская высшая школа социальных и экономических наук проводила лекцию Александра Филиппова «Социология полицейского государства» в летнем лектории парка Горького. Доктор социологических наук, руководитель Центра фундаментальной социологии НИУ ВШЭ, главный редактор журнала «Социологическое обозрение» рассказал о происхождении понятия «полицейское государство» и трансформации связанных с ним коннотаций — от положительных к негативным. Slon приводит сокращенную версию лекции.

Сочетание слов «социология полицейского государства» можно понимать двояко. С одной стороны, так же, как мы понимаем термины «социология культуры», «социология хозяйственной жизни», политики и так далее. Раз есть понятие полицейского государства, значит, есть и наука, которая его изучает. Но русский язык коварен, и мы можем подобрать другое определение: социология полицейского государства — это социология, существующая в полицейском государстве. Может ли она вообще там быть, а если может, то какова она?

Полиция в том виде, в котором мы ее сейчас знаем, появляется вместе с современным государством, что означает, что современное государство в некотором смысле является полицейским.

В течение какого-то времени термин «полицейское государство» не имел никаких негативных коннотаций, правда, продолжалось это недолго, и в итоге все пришло к нынешнему пониманию.

Когда я набирал в поисковике «полицейское государство» на разных языках мира — на русском, английском, немецком, французском, — оказывалось, что нет, наверное, ни одной страны, про которую не говорили бы: вот это образчик такого государства! Хуже, чем здесь, людям не живется нигде! Но всерьез анализировать это не имеет смысла. Произошло какое-то событие, полиция жестко отреагировала, возникает протест, сопровождающийся высказываниями о полицейском государстве.

Молодость полиции

Само слово «полиция» появилось в Европе достаточно поздно, в XIV веке, у немцев, и обозначало оно вовсе не силы правопорядка, а просто нормальный строй общественной жизни. Благополучные граждане, которые не бунтуют против властей, живут хорошо устроенной общественной жизнью, в кабаках никого не травят некачественной едой. Такой вот «добрый порядок», как его называли.

Настоящая регулярная полиция рождается в 1667 году, в Париже. Появляется должность генерал-лейтенанта. Если посмотреть на его функции, то они очень похожи на современные функции полицейского. Полицейский корпус тогда составлял около тысячи человек. Приблизительно через 30 лет такая практика распространилась на всю Францию. В это же время появляется бессмертный труд, который до сих пор цитируют, — «Трактат о полиции» Николя Деламара (де Ла Мара). Франция определяется в нем как свободная страна, где нет крепостного права; потом говорится, что слово «полиция» происходит от греческого «полис» и ее цель — установление доброго порядка. Нужно устроить общество так, чтобы каждый мог преследовать свои цели, сообразные принадлежности к той или иной социальной и профессиональной группе, достигать блага на этом пути и жить мирно, спокойно и счастливо. Такое видение повлияло на огромное количество стран по всему миру, в том числе и на Россию, где Петр предпринимал попытки построения регулярной полиции. Этим же впоследствии занималась и Екатерина.

Там, где француз пишет трактат, немец создает науку о полиции. Идея была, в общем, той же, что и у французов: есть государство, желающее лучшего для своих граждан, есть добрые бюргеры. А если есть недобрые, то их надо исправлять, и есть наука, которая должна всю эту ситуацию изучать и структурировать. Потому что не может быть благополучного общества, если страдает, например, экономика. Значит, нужно создать управление экономикой, экономическую жизнь построить на научных основах. Необходима не только работа людей, стремящихся к личному благу, на благо общества, нужно также, чтобы их нравы находились под постоянным контролем.

Подобные трактаты появлялись и в России под влиянием французских и немецких идей, и благодаря им при Екатерине возникает «Устав благочиния». Полиция в точном переводе на французский язык означает как раз благочиние, и отсюда у нас появился полицмейстер благочиния и представление о том, что хорошую и правильную жизнь можно наладить, основываясь на иностранной науке и по образцу хорошо устроенных западных стран.

Потом эти представления рушатся, отчасти потому, что не работают, а отчасти потому, что у нас привыкли строить самолет с салона, думая, что он полетит.

Во Франции к тому времени полиция превратилась в огромный корпус людей, занимающихся сугубой охраной порядка. От идеи о том, что надо выстраивать хороший порядок, где все преследуют собственное благо и несут благо государству, приходится отказаться. Потому, в частности, что полицейские меры не очень согласовываются с задачами и проблемами, с реагированием на эти проблемы в экономической жизни.

В эти годы парижскую полицию называют одним из чудес света. Отлаженность, рациональный характер ее действий вызывают всеобщее восхищение. Как им это удается? Во-первых, благодаря размерам полицейского аппарата — полицейских просто много; во-вторых, они рационально проинструктированы. Про тогдашнюю полицию в Париже говорили так: если на улице встречаются двое, то третий, кто подойдет к ним, обязательно будет полицейским.

Это было достаточно странное время.

Под благовидными предлогами процветали явления, вызывавшие в дальнейшем нараставшее неудовольствие общества. Например, доносительство, не тотальная, но все-таки существенная слежка, вовлечение в деятельность полиции людей, которые напрямую с нею связаны не были, и такая вещь, как открытые листы на арест кого угодно, куда можно было просто вписать имя.

Работало это таким образом: королю кто-то не угодил, и он, чтобы не терять времени на формальности, давал чиновникам возможность вписать имя неугодного и посадить того в тюрьму. Этими листами торговали, их использовали богатые старшие родственники против младших, если те вели себя неподобающим образом.

В общем, прекрасная идея обернулась чудовищным произволом и вызывала все больше негодования.

После Великой французской революции, когда работает государственная машина Наполеона, полиция не только не исчезает, а, напротив, укрепляется и совершенствуется. Чтобы она не брала слишком много власти, создается параллельная (вторая) полиция, следящая за первой, а затем третья, которая следит за второй. Такой вот расцвет полицейщины.

Англичане стояли до конца

В Англии, для сравнения, никаких королевских указов для создания полиции не было долгое время. В континентальной Европе функционировали регулярные полицейские силы, а в Англии когда нужно было, например, бороться с преступностью, поступали следующим образом: частное лицо, у которого что-то украли, писало объявление о награде за поимку вора. На объявление откликались люди, занимавшиеся частным сыском в отсутствие регулярной полиции. И так продолжалось очень долго. То есть на континенте инициатива шла изначально сверху, в Англии — снизу, и только на рубеже XVIII-XIX веков англичане пришли к выводу, что регулярные силы нужны. Было введено деление на округа, и именно тогда появились констебли.

Несмотря на различия в организации, полиция появилась во всех развитых странах, и все эти страны по сути являлись полицейскими государствами. Никто, однако, не поднимал идею на щит, не кричал «ура» и не говорил, что вот единственно верный путь для всех.

Полицейское государство против правового

Столкнулись две идеологические концепции. Первая — обоснование необходимости всемерного развития полицейского контроля, потому что если полиция просто реагирует на уже совершенное преступление, никакого результата мы не добьемся. Человеку, у которого украли документы, нужно, чтобы это не повторилось, чтобы на улицах было спокойно. То есть надо не только наказывать за преступление, его следует и предупреждать, поэтому необходимо понимать, откуда берется преступление, каковы причины криминального поведения. Без науки, без представлений о феномене эффективно действовать невозможно. На смену эпохе максимально жестокого наказания без воздействия на поведение человека и его привычки приходит эра предотвращения преступления через воспитание.

Вторая концепция плохо согласовывалась с идеей всепроникающего влияния полиции. Это идея правового государства, и она оказывается сильнее, потому что право в данном случае понимается не просто как совокупность регуляций. Здесь оно в том числе и набор неотчуждаемых у личности прав. Ни полицейский, ни тот, кто стоит за полицейским, не имеют возможности эти права нарушать, за исключением каких-то особых обстоятельств. Эти права являются основополагающими для общества.

Может ли полиция действовать в рамках правового государства? В некотором роде. Может, потому что без полиции реализация права, осуществление закона, защита тех самых неотчуждаемых прав, невозможны. И в тоже время, то, что делает полицейский, он делает вопреки принципам правового государства.

Если полицейский действует вместо права, вместо процедуры, он нарушает права человека. Но возьмем такой пример: на глазах у полицейского происходит акт правонарушения — должен ли он ждать, пока того, кто является, с его точки зрения, преступником, объявит преступником суд? Получается бессмыслица. Понятно, что полиция вмешивается и действует немедленно. С таким противоречием справиться очень сложно.

Наш закон о полиции направлен на принятие моментального решения, которое кажется правильным полицейскому. Сравним с немецким законом, где в первых же строках говорится: полиция вмешивается только в случае невозможности разрешить ситуацию другими правовыми путями.

Мы видим, чем отличаются действия полицейского от действий суда: полицейский работает сразу, помимо процедуры. В каких вообще случаях возможно ограничение субъективных прав? Любая конституция вам скажет: в ситуациях чрезвычайного толка. Тогда могут быть ограничены право на свободу передвижения, право собственности и прочие. Во время потопа некогда договариваться о компенсациях.

Если бы все было так просто (стихийные бедствия все-таки происходят не слишком часто), этот вопрос можно было бы не обсуждать.

Однако в ряде случаев полицейский действует так, как действовал бы в ситуации чрезвычайного положения, то есть для предотвращения каких-то тяжелых последствий он принимает решения, которые в идеале могли бы быть приняты только государством и только в чрезвычайной ситуации.

Именно потому, что количество таких случаев в современном мире растет, поводов называть современное государство полицейским становится все больше и больше.

Как полицейское государство стало злом

Почему вообще термин «полицейское государство» приобрело столь негативный оттенок? Это случилось вследствие слома первой либеральной эпохи, где господствовала концепция государства как ночного сторожа. Государство — это полицейский, но работает он очень немного. А в остальное время граждане решают все проблемы с помощью судов или внесудебных споров. Слом произошел в начале ХХ века, с появлением первых тоталитарных режимов, где тайная полиция играла одну из важнейших ролей. Сначала советское, потом фашистское, потом нацистское. Заметив это, либеральные критики в Англии и США стали называть эти государства полицейскими. После этого значение термина «государство доброго порядка» было забыто.

Важно понимать, что в наше время полицейского государства как тотального явления не существует нигде. Оно продолжает существовать как одна из сторон, как один из способов организации функционирования любой современной сильной страны, желающей держать под контролем не только поведение граждан здесь и сейчас, но и их мотивацию, их предрасположенность к определенного рода действиям.

В современном мире существует множество вспомогательных структур, которые официально полицией не называются, но ею являются. Есть еще так называемые параполицейские образования. К числу людей в форме добавляются охранники на территории заводов, офисов, парков. К контролерам — люди, функция, которых — обеспечение безопасности, предотвращение преступления. Но, в отличие от полиции, они не завязаны на идее воспитания, идее преобразования природы мотивов человека. Для них главное — здесь и сейчас обеспечить безопасность.

Это новое явление, которое становится все более важным. Мне кажется, именно оно представляет наибольший интерес в дальнейших исследованиях природы полицейского государства.