Прежде всего, должен сразу, честно признаться в одной вещи. Как только в сети появился сайт «Русская Платформа», название оного у меня вызвало улыбку. Ибо невольно вспомнилось ироничное выражение И.Л. Солоневича, который в своей книге «Россия в концлагере» называет «общероссийской платформой» стол – с выпивкой и закуской. На этой «базе», пусть и на весьма короткий срок, удавалось «объединить» тех, кто в иных ситуациях, в буквальном смысле, не был способен ни к какому единству даже в пределах одного гектара.

Бывало, что даже в советских концлагерях эта «платформа» на краткое время сводила вместе контрреволюционеров (действительных и мнимых) и чекистов. А в наши дни мне доводилось наблюдать, как на этой основе – и опять же на час-другой – устанавливался мир между столь неблизкими категориями людей, как госчиновники, чекисты, либералы, ратовавшие за освобождение Ходорковского, и черносотенцы, не скрывавшие, что они очень хотят отправить к Ходорковскому все вышеперечисленные группы лиц.

Все это было забавно. И, само собой, объединить людей, которые сходились за такой «общероссийской платформой» – даже не всех, а хотя бы некоторых – было невозможно, да и едва ли в этом был хоть какой-то смысл.

Нынешняя политическая ситуация вполне отвратительна. Русский народ вымирает, государство имеет все признакиfailedstateафриканского разлива, и явно тяготеет даже не авторитаризму, а к тоталитарной системе. Всякая реальная оппозиция оказалась под жесточайшим давлением. Но именно в этой ситуации очевидного системного кризиса, когда официальный курс властей РФ на истребление русских предстал во всей своей откровенной и отвратительной наготе, у нас появился реальный шанс найти, наконец, некую подлинную Русскую Платформу. Найти за пределами стола с водочными бутылками.

Возможность единства обусловлена тем, что стоящие перед нами вопросы более чем очевидны, просты, и требуют простого ответа. Очевидно, что: 1) русский народ гибнет и гибнет вследствие той политики, которую сейчас осуществляет государство (failedstate) «Российская Федерация». Соответственно, каждый человек должен определиться: 2) поддерживает ли он это государство, или нет?

Это, собственно, все, что имеет отношение к практической политике в текущий момент. И то, кто друг, кто враг, кто союзник, а кто оппонент, определяется исходя из этого простого вопроса: за ГОРФ или не за?

В русской истории такое уже бывало. Например, во время Гражданской войны 1918-1922 гг. И примеры размежевания, которые случались в тот период времени (а также позднее, ибо Белая борьба не закончилась ни эвакуацией Русской Армии Врангеля, не поражением Приамурского Земского края), весьма поучительны.

Идейно-политические границы в Российской Империи до февраля 1917 г., да и, в значительной степени, после него оставались вполне определенными. Государственная Дума включала в себя весь спектр, от правых монархистов – охранителей до радикальных социал-демократов. После свержения законной Монархии, от этого спектра была отрублена правая его часть – черносотенные организации стали запрещать, а их вождей и активных участников – преследовать. Но в остальном картина оставалась более-менее неизменной. Сторонники конституционной монархии были при своем, республиканцы и социалисты – при своем. Все они, так или иначе, исходили из того, что есть Россия и российское государство. Которое в той или иной форме продолжит существовать. Относительно роли русского народа в этом государстве существовали разные мнения, но никто не пытался отрицать тот факт, что русские, как минимум, являются одной из основ государства, и не должны иметь прав меньше, чем иные российские народности.

Простую и всем очевидную альтернативу создал большевизм. Начало эпохи военного коммунизма (весьма органично дополненной практикой Красного Террора) поставило всех людей перед очень определенной альтернативой. Новая реальность, которую предлагали большевики, была качественно отличной от всего, что было раньше, и строилась на отрицание всего прежнего исторического пути русского народа. Да и о русском народе речи уже не шло – национальному и религиозному единству противопоставлялась классовая солидарность и идеалы Мировой революции и всемирной республики Советов (кстати, приверженность этим идеалам была зафиксирована впоследствии и в столь существенном документе, как Декларация об образовании СССР, и в советской символике). Насаждать все это новое – и этого не скрывали, но, наоборот, заявляли об этом как можно громче – собирались преимущественно насилием. И, как совершенно точно отметил впоследствии Деникин, террор был не просто средством, а основой и двигателем всей советской системы.

Очутившись лицом к лицу с большевицким монстром, все русские люди вынуждены были давать ответ – с ним они, или против него. Определенности в этом требовали и большевики: «требую от всех встать за нас или против нас. Нейтральности не признаю», – так обозначали свою позицию красные командиры уже в первые дни Гражданской войны.

И вот тут-то и началось подлинное размежевание – и результаты его были очень интересными. На стороне белых вдруг оказались очень и очень непохожие друг на друга люди. Тут были и последовательные черносотенцы Марков и Пуришкевич, и генерал Лавр Корнилов – человек, известный своими республиканскими симпатиями, к тому же лично арестовавший в свое время Царскую Семью. На этой же стороне оказался и эсер и террорист Борис Савинков, и безкомпромиссный монархист Дитерихс, и многие рабочие-ижевцы, которые ходили в атаку на красных под красным же знаменем. При этом у красных обнаружились столь непролетарские персонажи, как генерал Брусилов – потомственный дворянин и «барин». В этом же ряду стоит потомственный дворянин Тухачевский, царский офицер Гиттис, и мн. др.

При этом в отношении тех людей, кто пошел на службу большевикам, нельзя сказать, что они все откровенно предали свои взгляды и свою присягу. Формально многие из них продолжали придерживаться прежних убеждений. Тот же Брусилов, например, объяснял свои действия верностью государству – мол, раз русские люди сами захотели (!?) советской власти, то он, как верный слуга России, будет продолжать государству служить, пусть даже теперь оно и советское. Подобного рода этатизм (в кавычках и без) впоследствии выльется в идеологию «советского патриотизма», одним из первых (хотя и, так сказать, не явных) насадителей которого был Лев Троцкий. Аналогичные явления имели место и в церковной сфере.

Впрочем, идейные декларации Брусилова представляются сомнительными со всех сторон, поскольку он находился под контролем большевиков. Однако были люди – причем, казалось бы, верные Русскому Самодержавию, последовательные монархисты – которые, однако же, своими действиями помогали большевикам. Весьма красноречиво последовательный русский националист (именно так он себя называл) и антикоммунист, Атаман Григорий Семенов описал в своих воспоминаниях позицию старых русских дипломатов-монархистов в Монголии: «Беспристрастно говоря, мне пришлось, ведя борьбу с большевиками, с не меньшим упорством бороться с представителями отжившей российской бюрократии, как в лице старых администраторов, так и в лице большинства наших дипломатических представителей за границей. Как те, так и другие решительно отметали революцию, которая их ничему не научила, и являлись апологетами чистой реставрации старого строя, не допуская никаких отклонений от его принципов даже в период революционной борьбы с коминтерном».

Ситуация весьма показательная. Формалистская «принципиальность», неспособность и/или нежелание понять необходимость текущего политического момента приводили людей к тому, что они де-факто противодействовали своим объективным союзникам. И тем самым фактически помогали своим объективным противникам – красным. Формализм и политическая импотенция довели некоторых «монархистов» до того, что они в своей борьбе за чистоту принципов начали… подыгрывать большевикам.

И по-другому быть не могло.

В условиях крайне жестокого, принципиального конфликта в обществе и государстве, когда каждая борющаяся сторона идет ва-банк, быть нейтральным или вести какую-то «свою игру» нельзя. («Зеленые» – анархисты и т.п., пробовали, но всегда оказывались в одной упряжке либо с красными (чаще всего), либо с белыми.)

Сейчас стоит вопрос о выживании русского народа. Собственно желание выжить – это и есть сегодня Русская Платформа. Либо русский народ получает свои законные права, которых он в настоящее время лишен – право на государственно-правовой статус в РФ и право на национальное самоопределение (национальное государство), либо не получает. Либо ты сражаешься (борешься, работаешь) на стороне русского этнического национализма, либо на стороне его врагов, а именно – ГОРФ. Как в 1918 году. Либо за белых, либо за красных. И нейтральности тут нет, любая нейтральность будет так или иначе подыгрывать либо одной, либо другой стороне. Либо Русская Платформа, либо антирусская.

И также, как во времена переброски отрядов Атамана Семенова в Монголию, нет решительно никакой разницы, под каким именно флагом, во имя какой идеи и непреклонной верности ей, ты будешь работать на врага . Формально, мотивы могут быть самые возвышенные. Мол, не хочу иметь дел с Константином Крыловым, ибо он язычник, а мы православные. А кроме того, они все – демократы, а мы – монархисты. Но результат по факту будет один: пассивная поддержка антирусского путинского режима.

Тот факт, что сегодня, например, ну хотя бы даже я, выступаю за союз с русским нацдемами, отнюдь не значит, что мне вдруг стали родными все их идеи. Нет, мне, русскому национал-монархисту, отнюдь не близки многие пассажи в работах Сергея Сергеева, отдающие уже откровенной и не слишком качественной пропагандой, направленной против исторической – имперской – России. И уж тем более я отнюдь не во всем согласен со многими идеями, изложенными в статьях Александра Храмова (статьях, где иные забавные тезисы, будто бы списанные с учебника политологии, нацарапанного каким-нибудь провинциальным американским профессором, выдаются за аксиому). И т.д. и т.п. Но сегодня уже явственно обозначена линия того политического фронта, на котором будет решаться вопрос выживания русского народа. И Сергеев, и Крылов, и Храмов (и т.д.) сейчас – на русской стороне этого фронта. И русским монархистам не может быть места нигде, кроме как на этой же стороне. Ибо русский монархизм не может быть оторван от судьбы русского народа, не может не быть национальным.

По большому счету, сегодня есть одно, главное требование к власти: восстановление государственно-правового статуса русского народа. Признание его как прав (на уровне Конституции и далее вниз, на всех этажах законодательства) и создание национальных институтов – политических, общественных, культурных – которые бы реализацию этих прав обеспечивали. (Что на данный момент предполагает и требование свободных выборов, с обязательным участием в них русских националистов.)

И либо за эти, русские права, ты борешься, либо нет. Как в 1918 г. – либо за белых, либо за красных.

Ну а дальше каждый решает сам, на чьей он стороне… И остается надеяться, что все без исключения православные монархисты сделают единственный правильный – христианский и русский – выбор.